В середине последней, школьной весны, десятый класс, в котором хлопал ушами скромняга Чистяков, отправили на 1ГПЗ, посмотреть, с каким воодушевлением вкалывают на производстве шарикоподшипников спившиеся лимитчики и прочий люмпен-пролетариат. По замыслу директора школы, это должно было простимулировать рвение выпускников к изучению экзаменационных билетов. Перед экскурсией, Чистяков и его товарищи скинулись по трояку и тайно посетили универсам, где приобрели пять бутылок белого портвейна "Иверия" и столько же плавленых сырков "Дружба", чтобы реально прочувствовать все радости коммунистического труда на знаменитом Московском заводе. Грохот там стоял ужасающий, в некоторых цехах приходилось орать, надрывая глотку, прямо в ухо соседу и один хрен оба ничего не слышали. Кроме прикольных шаров разного калибра, ловить там было абсолютно нечего, а посему, набив ими карманы своих курток, экскурсанты тупо взирали на нескончаемый индустриальный процесс, ужасаясь одной только мысли когда-нибудь угодить на эту каторгу. Однако выпитое спиртное, проявило все же свой растормаживающий эффект и ребята вскоре нашли себе достойное комсомольцев развлечение - по очереди подходили к своей любимой классной руководительнице, члену КПСС с 1972 г. и с самым серьезным видом матерились в ее крупные, веснушчатые уши. Добрая училка, принявшая после уроков немалую толику "кофе с коньячком" преуморительно гримасничала, отрицательно махала ладонями и тянулась скособоченной головой к покрасневших от крика лицам десятиклассников, но бесполезно: догадаться о содержании речи обращенной к ней, можно было только по губам и конечно, со стороны вся эта пантомима выглядело ужасно смешно. Короче, ребятки ржали до слез.

Чистяков же, вместо этой невинной глупости, совершил иную, на что никогда бы не осмелился в обычных, школьных условиях: в образе героя-любовника из немого кино, гордо подошел он к первой красавице класса Светке Забельской и, глядя в ее зеленые глазищи, честно заявил, что еще с 9 класса жутко хочет засадить ей по самые помидоры и густо наспускать меж ее красивых грудей. Однако Света, невзирая на чудовищный шум и заткнутые пальчиками ушки, все прекрасно поняла, так как по ее пухлым губам Чистяков отчетливо прочитал:
- Без сопливых обойдемся...
Не поверив глазам своим и автоматически продолжая изображать руками натягивающие движения нахуй, Чистяков ошалело уточнил:
- Без меня что ли?
Светка утвердительно махнула длинными ресницами. Таким вот глухонемым манером, Чистяков заработал свой первый серьезный облом и на собственном примере осознал научно-популярный факт о более раннем созревании одноклассниц. Раздосадованный до слез Светкиной проницательностью и цинизмом Чистяков вяло отвалил в сторону и бессмысленно уставился в маслянистые бока какого-то чудовищного станка, из которого, в огромную, железную емкость с адским грохотом падали водопады блестящих шаров. Механический шум завода и барабанные пульсы собственного сердца, слившись в одну сплошную какофонию звуков, на некоторое время, вырвали его из окружающей действительности. Металлически живая река из миллионов полированных сфер утекала мимо остолбеневшей фигуры полупьяного школьника в другой, не менее кошмарный, производственный стан и исчезала в его ебанистической утробе, а вместе с ней туда затянуло и часть его сердечных фантазий.

Окончательно он расстался с подростковыми иллюзиями чуть позже, когда после поистине зубодробительной экскурсии компания, состоявшая из пяти друзей и трёх интересных девочек, незаметно отделилась от остального класса и умчалась на метро в кинотеатр "Зарядье", где шел французский фильм "Игрушка" с Пьером Ришаром в главной роли и продавалось "Московское оригинальное" в бутылках по 0.33. Ребята заняли пару столиков в современно отделанном фойе, где с аппетитом уплели три тарелки вкусных бутербродов с Краковской колбасой, запивая еду ахуенным пивом, которое приятно кружило голову и расцвечивало мир особенным настроением и янтарными красками. При этом все заметно опьянели и стали вести себя шумно и независимо, стараясь выглядеть по-взрослому. Предвкушение иностранного фильма наполняло их мятущиеся души будоражащим состоянием вседозволенности и расслабухи, но все же Чистяков заметно вздрогнул, увидев рядом с собой искрящиеся глаза Светки. Она была тоже навеселе и поэтому парня охватила сладкая дрожь тайной, почти несбыточной надежды на близость с этой недоступной девчонкой, за которой увивались самые крутые чуваки района. Отвечая его подсознательным желаниям Света, запросто прижалась к нему упругим, теплым плечом и прошептала:
- Ты чего это мне на заводе пытался сказать, наглец?!
Она явно подшучивала надо ним и он, не зная как себя вести и побаиваясь ее острого язычка, вдруг с ужасом почуял, что его уши приобрели цвет тех самых, пресловутых помидоров.
- Хахаха! Да ты что - обиделся?!
Светка приблизилась губами к его щеке так близко, что он буквально трепетал от ее легкого дыхания. Странно, но никто из друзей не обращал на них внимания, увлеченно беседуя о выпускных экзаменах, репетиторах и проходных баллах в технические ВУЗы.
- Слу-ушай Чистяков, хватит тебе дуться! А давай сейчас сядем подальше ото всех? Пошепчемся, посекретничаем, а?
Эти обычные, простые слова, искреннее дружелюбие красивой девушки, показались Чистякову чудом, он и не смел надеяться на такой поворот событий. Все в нем ликовало, голова кружилась, он задыхался от внезапно свалившегося счастья.

В темноте полупустого зала что-то неуловимо изменилось, широкий экран стал чуть ярче, когда Света плавно отодвинулась от Чистякова и глубоко вздохнув, произнесла особенным голосом:
- А ты совсем не такой, как кажешься. Я думала ты обычный зубрила, хорошист, а ты целуешься классно... И руки у тебя ласковые, нежные, не то, что у Мишки Сорокина, этот совсем уже обалдел со своим карате, цапает аж до синяков, дурак!
- Светка, он к тебе приставал? Приставал, скажи?! А ты что?!
- Тише ты, тише - услышат же... Да не приставал он, а так... пытался зажать в подъезде... Мы же с ним встречались пару раз, в кино ходили, ну и в кафе-мороженное, он меня потом домой к себе приглашал, но я не пошла. Вот и все. Теперь он злится на меня. Говорит, что если я ему не дам до армии, он расскажет всем, как будто у нас с ним уже было... нуу, ты понимаешь?
- Вот гад... Но ведь ничего же не было? Ты не обманываешь?!
Чистяков еле сдерживал себя. Ему, на полном серьезе, захотелось вскочить с места и, подкравшись сзади к длинноволосой голове Сорокина, беззаботно гогочущей в середине зала, мгновенно свернуть ему шею набок, вцепиться когтями в его кадык и задушить товарища, разодрав на кровавые лоскуты его противную рожу, по которой вздыхали очень многие девочки их школы.
- Да не было ничего, не было! И не могло быть... Я просто хотела проверить, правда ли он такой бабник, как все говорят. Ну и нарвалась дура... Представляешь, он мне... хуй свой показал, здоровенный такой, как бублик! Вот дурааак...
- Хуууй показал?! Ну, пизде-ец! Да я... Да я его порежу, козла!
- Да не ори ты так! Я почти ничего не рассмотрела... так мельком.. Может, это и не хуй вовсе был... И не связывайся ты с Мишкой, я прошу тебя, он сильный - ужасно.
- Да бля, он стремный, пиздец, даже мужиков мудохал тридцатилетних, у пивной на Таганке, я сам видел... А хочешь, я брата накручу, он в милиции работает и... и...
Светка сразу сменила тон и довольно засмеялась:
- Чистяков, а ты что, правда, по мне с 9 класса сохнешь?! Отпад! А я и не замечала. Хахаха! Ну вот, опять насупился... иди лучше ко мне... лифчик только не порви...

Через пару недель дело приняло совсем дурацкий оборот. Светка позволяла Чистякову все, кроме самого главного. В отсутствие родителей они раздевались догола и кувыркались на широкой софе до тех пор, пока Чистяков пулей не убегал в ванну, чтобы излить очередную порцию семени из колом стоящего члена. Дергаясь в оргазме у раковины, Чистяков одновременно мучительно недоумевал, стараясь выявить в доносящемся из комнаты смехе Светланы некие тайные знаки.
- Чего ей от меня надо? Дура какая-то, крезанутая... но какая же она красивая бля, пиздец...
Возвратившись, он первым делом жадно оглядывал восхитительную фигуру любимой и не в силах сдержать своего бесконечного восторга, моментально падал в ее теплые объятия. Их юные тела требовали постоянного физического контакта. Он лапал и целовал ее всю и везде, с головы до ног, стараясь запомнить, впитать в себя ощущения от каждого сантиметра ее бархатной кожи, а Светка гладила его худое тело так нежно, что он почти растворялся в интимной ласке подружки.
- Свет, а Свет, ну, пожалуйста, а? Я потихонечку, ну хоть немножко, пожалуйста, Света, я прошу тебяяя... - лихорадочно умолял Чистяков, но его рот, раз за разом закрывался сладкими губами Светки. Угорая от неведомого доселе кайфа, Чистяков высасывал и пил ее вкусные слюни, и не мог поверить в происходящее: девичья рука уверенно ласкала его член, мошонку и ягодицы, но и только... Чистяков не раз пытался продавить сопротивление Светы своим телом и получал тактичный, но непреодолимый отпор - девушка плотно сжимала свои стройные ноги. Это походило на издевательство и однажды привело к серьезному разговору.
- Света, а ты девочка, да? - заикаясь, произнес он с нарочито глупым видом - Поэтому ты мне и не даешь, да?
- Чистяков, кончай прикалываться, если я сделаю аборт перед поступлением в институт - меня мать убьет. Между прочим, ты сам еще мальчик-зайчик, а тебе в армию в этом году, хахаха!
Чистяков в отчаянии зарывался вихрастой головой в подушку и тут же, с животным удовольствием чувствовал на себе Светкины пальцы, неторопливо "шагающие" по его позвоночнику...
- Сука ты, Забельская, сукааа! - мычал он, не размыкая вспухших губ.

Осенью началась череда проводов в армию пацанов, решивших отслужить сразу и тех, кто провалился на экзаменах в ВУЗы. Было шумно и весело, ребята одноклассники много пили, неумело закусывали, снова поднимали вверх хрустальные рюмки, произносили наивные тосты, чокались и, не дожидаясь горячего, начинали "вырубаться" под супермодный "Boney М". В перерывах между танцами подавляющая часть гостей выходила курить на лестницу, где через слово матерясь, они трепались о работе и учебе, хвастались победами над девчонками, травили анекдоты про Брежнева и Чапаева, громко базарили, перебивая друг друга, смеялись, дурачились, а иногда даже дрались, сводя какие-то свои, левые счеты. Уже заполночь, в темноте родительских квартир крутились медляки "Uriah Heep" и распаленные алкоголем пацаны сплетались в откровенных объятиях с самыми смелыми одноклассницами и приглашенными девочками со стороны... Особо бдительных родителей, шароёбящихся по квартире с целью недопущения "греха", настойчиво оттирали подальше поддатые друзья пьяного сынули, ссылаясь на то, что детство уже кончилось, все люди взрослые и право имеют. К этому времени, несколько слабаков уже храпели на каком-нибудь диване, но остальные ребята снова и снова пили за раздвинутыми столами, подчистую съедая вкуснейший салат оливье, дефицитную сырокопченую колбасу и селедку под шубой, орали песни на всю округу, блевали в унитазы и на этажах, а рано утром провожали своих очумелых с похмелья друзей до узких дверей военного ПАЗика, притаившегося за кинотеатром "Зенит".

Весь сентябрь Чистяков чувствовал себя на седьмом небе: удивительно легко он поступил в МАДИ, а Света в Бауманский, после чего родители преподнесли ему царский подарок: электрогитару "Musima", а Светкины подарили дочке джинсы "Wrangler", сидевшие на ней как влитые! Виляя перед любимым "фирменной" задницей, прыгая и хлопая в ладоши от радости, Света твердо пообещала отдаться ему на свое 18-летие, которое попадало на следующий день после проводов в армию Мишки Сорокина, не сумевшего поступить даже на вечерний факультет. Старая история забылась, как будто ничего и не было, хотя поначалу Чистякова весьма напрягало, что его Светка видела Мишкин стоячий хуй и возможно, даже держала его в ладошке. Однако эта глупая мысль исчезла сама по себе, и парня ничего не тревожило, кроме написания целой горы конспектов по работам В.И. Ленина, без которых не принимали ни одного зачета вообще. С однокурсниками он сошелся моментально и уже поучаствовал в нескольких студенческих пьянках на подмосковных дачах, где ему удалось выебать одну симпатичную девчонку из 1Меда, которая не сумела его продинамить, потому что нажралась в гавно. Тогда в Загорянке, мест на кроватях всем не хватило, и ребята ночевали кто где, даже на стульях и на полу возле натопленной печки, постелив старое дачное барахло. Докатившаяся с запада эстетика хиппи заставляла вести себя соответственно: продвинутым студентам обеих столиц полагалось дринчить портвейн, тащиться на сейшнах подпольных рок-групп, ездить на юга и вести беспорядочную половую жизнь. Это было круто. Поэтому Чистяков себя и не сдерживал: повернув окосевшую первокурсницу на правый бок, он не без труда стянул с её упругой попки новенькие джинсы, вместе с колготами и трусами, и немного покопавшись пальцами в мокрых складках ее влагалища, с натяжкой ввел туда свой давно уже залупленный член. Ощущения от соприкосновения с ее промежностью были несколько странны. В темноте двух комнат спали далеко не все, слышался шепот, пьяные смешки, поцелуи и винное бульканье, поэтому, когда кто-то радом зажег спичку и Чистякову внезапно открылись полуголое тело своей партнерши, он удивленно присвистнул: ему показалось, что между ног у нее нет волосни! Уже в темноте, изумленный Чистяков провел левой рукой от пупка в самый низ живота девчонки, но нигде не было и намека на кучерявый пушок, который он привык видеть на Светкином лобке.
- Кто хиппует, тот поймет - успел подумать взбудораженный Чистяков и с наслаждением задвигал тазом, вспарывая хуем слипшуюся плоть пьяной студенточки и сминая руками ее небольшие груди. Та по-детски недовольно захныкала, заплямкала губами, но положения своего не поменяла; от нее отчетливо пахло марочным вином, импортными сигаретами и еще - очень тонко - хорошими духами.
- Клёво... надо Светочке... моей... такие же... купить - в полубреду пообещал себе Чистяков и тут же, напрягая низ живота, ускорился до предела, потом судорожно сжал мышцы ягодиц, подался вперед и зафонтанировал горячей спермой в самую дальнюю точку девчачьей пизденки, какой только смогла достигнуть напряженная головка его члена.

На проводы Сорокина он так и не попал. Внезапно умер тульский дедушка, мамин отец, и с его похорон, Чистяков возвратился лишь в четвертом часу ночи, на новеньком "Москвиче" брата, который подвез его прямо к Мишкиному подъезду, после чего, мигнув фарами, умчался по пустынной Рязанке в сторону Люберец. Чистяков не был пьян, хотя и выпил на поминках почти бутылку "Сибирской" - сказалось переживания прошедших дней, но что-то в нем поменялось кардинально. Во время отпевания в сельской церкви, глядя на закрытые глаза деда, на его бесстрастное, строгое лицо, он не плакал, ощущая некую предельную чистоту и законченность совершаемого обряда, и внутренне готовился к тому, что при прощании, ему придется поцеловать мертвеца, чего он ужасно боялся, стесняясь показать на людях свою слабость. Но все прошло очень достойно и Чистяков даже зауважал себя, неосознанно понимая, что в подобные, переломные моменты жизни и происходит взросление. А перед домом одноклассника его внезапно накрыло тоскливое ощущение безысходности и одиночества. Стало вдруг пронзительно ясно: отныне его никто и никогда не пощадит. Минуя распахнутую дверь подъезда, он обошел хрущевку слева и пробрался сквозь вишневые заросли под освещенные окна Сорокина, жившего на низком, первом этаже. В двух из них, Светку он не обнаружил. На кухне, за уставленным бутылками столом, похабно развалились две размякшие, сисястые тетки и бухой мужик, видимо крупно подгулявшие знакомые Мишкиной матери, а в большой, проходной комнате вовсю горланили песню "Я так решил давным-давно!" компания раскрасневшихся девчонок и пацанов, один из которых, уже клевал носом, сидя верхом на стуле, тем самым, защищая дверь маленькой комнаты от пьяного любопытства друзей и других кайфоломов.

Окно в это убежище было приоткрыто и из него доносились величественные звуки "July morning". Царапая ногтями оцинкованный карниз, Чистяков подтянулся повыше и разглядел в приглушенном свете настольной лампы петлю Светкиных рук на бычьей шее призывника. Плиссированная юбка Светланы Забельской была смята и взбита выше талии. Широко раздвинутые колени девушки белели по обе стороны каменной жопы Михаила.

Задохнувшись от внезапно подступивших рыданий, Чистяков неловко упал вниз и судорожно зашарил по увядшей траве в поисках тяжелого. Потом чуть успокоился, поплакал и долго мочился на панельную стену дома.
- Сука ты, Забельская, сука.