Запойное чтиво

Редин :: Для мужчин

2012-04-07 17:34:07

У меня нет причин не доверять советской парфюмерной промышленности. Одеколоны "тройной", "цветочный" и лосьоны "огуречный" "свежесть" и "утро", не смотря на запах, пились довольно нехило. А вот "для мужчин" никак. Из чего делаю неутешительный для себя вывод: не мужчина я. Хотя первичные половые признаки вроде как на лицо, да и на лице вторичные тоже присутствуют. Но нет у меня причин не доверять советской парфюмерной промышленности. Грущу. И с высоты своего незавидного положения поливаю скупой мужской слезой близлежащий тротуар. Царевна-несмеяна итиомать! Или просто дождь…
Обилие зонтов. День промок. Дождевые черви фиалками пробиваются сквозь асфальт и мечтают о соитии с фонарными столбами. Остановка разродилась долгожданной автобусной конвульсией, немного погульбанила на радостях и стихла. А я подумал: «голос святой Екатерины, сделай так, чтобы она стала моей страной и по возможности не депортировала меня из себя. Ну, пожалуйста. Что тебе стоит? Какая-то ничтожная сотня вёрст для бешеной собаки…». Новый приступ не заставил себя ждать. На этот раз в виде троллейбуса. Сколько же их ещё будет – этих весёлых, впопыхах недокуренных конвульсий? Доктора всех мастей довольно потирают руками. И только дантисты остаются не у дел. Стоматолог в гинекологии – простой пациент. И то, при условии, что он женщина.
- Откуда такая уверенность? - сонно улыбаешься мне ты и шаришь рукой по табуретке в поиске пачки сигарет.
- Обратись к хрену. Он мудрый.
- Почему?
- Потому что «а хрен его знает?», - целую я тебя, поднимая с пола упавшую пачку.
Да что там Брюке Лее или я Вам всем ща как Дамм? Надавать дюлей в кино целому вражескому войску под силу даже Мише Пореченкову, а вот пусть они попытаются извратиться поцеловать в лоб женщину, поднимая при этом пачку сигарет с грязного пола холостяцкой квартиры.
- Если у них это получится, я брошу пить и подстригусь в монахи местного ЛТП с романтическим названием «Голубой залив». А он в плане аскезы покруче Нового Афона будет, - говорю я ей.
Закуриваю и, опасаясь пропустить очередную победу над американской демократией в лице убийства Дж. Ф. Кеннеди, возвращаюсь к окну. Хотя мне вообще-то плевать и на победу, и на демократию, как и на невинно убиенного президента США. Сколько их было и будет ещё? И по большому счёту во всей этой истории меня интересует только очаровательная, аппетитно обтянутая юбкой, задница Жаклин в момент её помощи охраннику…
- Эй. Как там тебя? Сигарету-то дай.
Всё верно. Ночь, бурно проведённая вместе и к тому ж в месте, мягко выражаясь, не совсем чистом, совсем не обязана являться поводом для знакомства. С силой бросаю – нет, не ей, а в неё – зажигалку и сразу же, чуть левее пачку сигарет. От зажигалки она увернулась, но нарвалась – аккурат местом моего поцелуя – на пачку. Поморщилась. Пробурчала:
- Придурок.
В качестве ответа получила:
- Придурок у меня в штанах.
Потерла ушибленное место. Посмотрела на холщово-выпуклое пристанище моего безногого идиота – плод оборванных воспоминаний о пятой точке Джеки Кеннеди. Улыбнулась чему-то своему. Бесконечно дорогому. Достала сигарету. Нашла зажигалку и закурила. А я подумал: «голос святой Екатерины, хорошо, что не надоумил ты меня поменять очерёдность бросаемых предметов. В противном случае, мне не с тобой сейчас общаться, а избавляться от мерзкого трупа красивой женщины. А я с детства покойников не люблю. И хорошо, что мама иногда приносит мне чистое постельное бельё. А то покойник с пробитой зажигалкой головой и восхитительной грудью на грязных простынях – зрелище, не отвечающее моим эстетическим запросам. Как говорил Рома Громов: я, между прочим, Sade слушаю».
- Ты алкаш?
- С чего ты это взяла?
- … - показала она взглядом на батарею бутылок.
В оправдание отмечу: там, среди водочной тары, одиноко, в самом углу ютилась бутылка из-под молока. Одна. Но зато литровая.
- Ну и что? - парировал я немой её выпад туда, где когда-то находилась моя совесть. Теперь там печень.
- Твоя работа? - то ли осудила, то ли восхитилась она.
- Нет.
- А чья?
- Её. Видишь ли, мы поменялись ролями. И уже где-то года два, как не я её пью, а она меня.
- Философ, - фыркнула она. - Нет ничего хуже эстетствующих алкоголиков. Ненавижу.
- Пойдём на море.
- А там что?
- А там – на пляже – бар. И цены довольно демократичные, - сказал я и вновь вспомнил о сладкой упругости попки жены одного из почивших в Бозе глав цитадели демократии.
- Далась тебе эта старуха, - она повернулась ко мне спиной, приняла коленно-локтевую позицию, призывно повиляла задом и добавила: - а?
- А и правда. На кой хрен нам этот пляж? - резюмировал я, расстегнул ширинку и, тихо улыбнувшись, сделал шаг навстречу своему счастью.

И да: негромкая моя улыбка предназначалась голосу святой Екатерины.