Запойное чтиво

Редин :: Кофе

2012-04-16 11:42:21

Ничего особенного в этой кофейне, стоящей на углу дома, на втором этаже которого проживала джазовая девочка Люся, кроме вышеозначенного факта, не было. Но кофе там был на редкость хороший. И я частенько захаживал в это забытое богом и людьми место, дабы удовлетворить свои гастрономические (по части кофе) потребности. Но, что интересно, как только я пересекал порог этого заведения, у меня появлялось непреодолимое желание сразу же выйти оттуда.

Еще один факт, достойный моего внимания: желание выпить хорошего кофе было сильнее желания распрощаться с ним, не попробовав его, и поэтому мне приходилось терпеть уют забегаловки до тех пор, пока чашка с кофе, источающая густой, явно не украинский аромат (ничего тут не попишешь. Ну, не страдаю я патриотизмом) не оказывалась у Вашего покорного слуги. Тогда, на время успокоившись, я садился за стол, находящийся рядом с огромным, в две трети от стены, окном, закуривал сигарету и принимался за процесс, именуемый ожиданием. Одной выкуренной сигареты в принципе почти хватает для того, чтобы можно было дождаться момента, когда кофе остынет и его можно без боязни обжечься пить. И тогда, но только никак не раньше, я закуривал ту, самую вкусную сигарету, которую так приятно с кофе. Вы, конечно, можете спросить: "А не вредно ли для здоровья две сигареты подряд?" На что отвечу: "Конечно вредно, но тут приходится выбирать: либо здоровье, либо душевное равновесие". А для душевного равновесия мне просто необходима одна сигарета в процессе ожидания и еще одна, та, что так приятна с кофе.

По-моему, я забыл сказать, что была осень. Как изрыгнул один неизвестный поэт с жестокого бодунища:
"Дождь и осень - две излюбленных темы,
Видно большего мне не дано.
Не любовь, так глумное вино,
Не шелка, так сырые стены..."
Но вернемся от поэзии к прозе жизни. А проза жизни была достойна поэзии. Я имею ввиду кофе и дождь за окном. Кофе, дождь за окном и осень.

Сейчас по идее должна появиться дама. Если не в жизни, то, по крайней мере, на бумаге. Однако ее нет и я, попивая в меру охлажденный кофе, терпеливо жду ее появления, если не в жизни, то, по крайней мере, на бумаге, потому что осень без нее не возможна.

Осень без нее не возможна, а весна невыносима, и я, как ошалелый, работая локтями, пытаюсь протиснуться из осени, минуя зиму, в весну, а оттуда, разделавшись с летом так же, как с зимой, вновь в осень… потому что осень без нее не возможна, а весна невыносима.

Но осень, гоняя по дороге, красные и желтые, оранжевые и коричневые, черные и белые, синие и зеленые листья и машины, по всей видимости, даже не подозревает, что я жду ту, которую еще даже не придумал, но точно знаю, что она несомненно есть, потому что не быть ее просто не может.

А люди за окном сновали туда-сюда, и создавалось впечатление, что всем им, как одному, нравился дождь.
Впрочем, меня это занимало меньше всего, я просто сидел за столом около огромного окна и, разглядывая содержимое своей чашки, ждал ту, что искал на конце сигареты, которую, не докурив, ты оставила в пепельнице и ушла раньше, чем я смог подумать о тебе. Наверное, глупо ждать ту, о которой имеешь крайне смутное представление, хотя, правильнее сказать, вообще, никакого представления не имеешь?

Однако кое-что я все же о ней знаю. Я точно знаю, что она красива, как царица Тамара и, что она обязательно поет и, причем, делает это хорошо, ну, или, на худой конец, не менее хорошо пишет картины. Хорошо, что хорошо, но только мне не понятно, что такая, как она, будет делать в этом убогом заведении? Или, разве что, обнаглев в конец, надеяться на то, что она придет сюда только потому, что здесь сижу я.

Иди к соли. Сказано – сделано, и я, не смотря на то, что не знаю, куда это, пошёл. Мимо троллейбусов с вездесущими старушками, мимо бумеров-меринов с золотыми инвалидами, мимо дождя и запаха жжёных листьев… мимо жизни пошёл.

Где и с кем я был? Что делал, и сколько это продолжалось? Как выяснилось, ответить на эти, в общем-то, простые вопросы для меня настолько сложно, что я не берусь это делать. Скажу только, что проснулся я дома, чему был несказанно рад. Я, правда, не знаю, чему я был рад больше: тому, что проснулся или же тому, что сей факт свершился у меня дома. Дело в том, что меня, как любого дипсомана (то бишь, человека, страдающего запойным пьянством, а попросту говоря, алкоголика), мучают ночные кошмары, а посему пробуждение, пускай даже сама мысль о нем отвратительна, все равно лучше, чем пол твоей квартиры, устланный, как ковром, большими черными тараканами или вереницы трупов, повешенных, не знаю почему, но обязательно, как нижнее белье, на бельевых веревках.

Все-таки цивилизация могучая штука и душ – прямое тому доказательство, потому что, при отсутствии последнего, я непременно бы умер, и Вы имели бы счастье не читать ахинею, которую я тут несу. А так, придется Вам потерпеть еще немного. К тому же до коды, как говорится, рукой подать.

Здравствуй, Мама. Как понедельник? В понедельник я начал пить. Почём мне знать, откуда берутся деньги, так же, как и не знаю, каким образом их раздобыть на трезвую голову. Милая моя женщина, прости неблагодарного. Прости, если сможешь.

Что бы там не плели атеисты, а Бог все же есть, потому что душ творит чудеса. Сам по себе он на такое не способен, и я, стоя под теплыми струями воды, похоже, потихоньку прихожу в себя.
- Игорь, к тебе пришли, - это мне Мама.
- Кто? - это Маме я.
Она не знает. Какая-то девочка. И я не знаю. Пусть подождет, а я скоро. Ну и где она? Ушла. Оставила "это" и ушла. В "этом" я разбираюсь плохо, но, по-моему, это акварель.

На картине огромное, в две трети от стены, окно. За окном мужской силуэт, сидящий за столом и разглядывающий что-то в кофейной чашке.


16.12.99