Запойное чтиво

евгений борзенков :: Лаки

2025-03-01 16:23:00

Посмотри прямо сейчас, видишь? Видишь сколько звезд? Я был на многих из них, и не помню что там и как, но знаю — там меня ждут, там есть мои следы. Я никогда не рождался и не умру, меня несет сквозь миры и время, как ветер несет семя одуванчика, — где упаду я, когда? Иногда я прорастал в странных местах, в странных формах, я был многими, и многим, в разных мирах я многое принял и понял, еще больше отдавал. В иных воплощениях я был Буддой, и тигром, и насекомым, иногда я рос деревом и видел сон, растянутый на столетия, я мог быть палачом и жертвой одновременно, — есть много других измерений, где все не так, к чему вы привыкли. Там все существует одновременно и измерений больше, чем пальцев на руках. Где рождаясь, ты можешь уже видеть и знать свою смерть. Хотя, на самом деле и смерть и рождение, это лишь способ выразить то, чего нет в природе, все это игры пустоты, света и тени. Память, эмоции, твои привычки и предпочтения, — все остается тут, вместе с твоим дряхлым телом, полным боли, страдания, с памятью о редких вспышках радости. Ты скинешь его может с благодарностью, может с сожалением, но скорее всего равнодушно, как изношенную обувь у мусорника.

И полетишь.

Я не учу тебя, я просто никто, как и ты, но когда-нибудь тебя так же очарует мысль о твоем настоящем доме где-то там, в благословенном краю, который не имеет точки на карте, который возможно только в твоей голове или душе, — но он есть. Ты будешь так же носиться по мирам, чувствуя себя каплей воды, и мечтать об океане, как матери. Как о доме, чтобы вернуться и слиться с ним.



Бывало всякое, и даже порой сидя в темницах, я продолжал путешествовать, стоило только закрыть глаза. Однажды осознав, что глаза только мешают видеть, я выколол их. И тогда только понял, где на самом деле свобода. Тело и органы чувств ведут по-над землей, не дают оторваться, отвлекают от истины, которой тоже не существует. Что гонит бодхисаттву всякий раз уходить из дому налегке в лютый холод и неизвестность? Я никогда не беру с собой ничего, даже память, моя память могла бы многое рассказать и многому научить, но что толку?

Мой полет не отягощен ни прошлым, ни будущим. Здесь нас давит к земле материя, там я могу пролететь свозь свои сны на ките и никто не покрутит пальцем у виска, наблюдая какие причудливые миры высекает хвостом мой кит. Мой звездный водоем, мой дом, я оставляю все там, взгляни на мои руки — они чисты.

У меня нет мыслей, но всякий раз это происходит одинаково — пушинка моей сущности тяжелеет, я опускаюсь все ниже, ниже, я никогда не знаю конечного пункта своих воплощений, мне нет разницы, где и когда, нет осуждения, сожаления, раскаяния, ибо все равно — меня ведет только любовь.

Там где море любви, неторопливые вальяжные киты летают по небу, из их спин вырастет то, что могут дарить только сны, что может дарить только Он, его причуды легки и роскошны, его игры в океане, который и есть он Сам, игры Вечного ребенка, без смысла, без цели, без жалости, без злости, в любви и радости, которые порой не отличить от холодного, тяжкого цинизма и равнодушия, игра ради игры, любовь ради любви, его зеркала всегда стоят друг напротив друга, но пусть вам не кажется, что он забывает о вас, слишком заигравшись и пропадая в своих мирах.

Он помнит. Он очарован в своей бесконечной любви и дал нам то, чего не имеет сам.

Выбор.

Он приходит играть, он играет во мне прямо сейчас, но выбор я делаю сам.

В том и великий бессмысленный замысел, что всякий раз ухожу в пустоту, не зная, куда упадет мое семя.

Но ни страха, ни надежды, ни трепета.

Сквозь тотальную боль, обиду — только любовь, без конца, без начала, без причины.



Вот и в этот раз мой уютный космос сузился до узкого прохода. Опутанного теплой слизью, меня безжалостно вышвырнуло наружу. Была зима. Пять моих сестер вышли следом и, будто знали, укрыли меня собой. Кто решил, что останусь я, а не они? Я лежал под ними два дня. Мы скулили и плакали, были почти живы. Наша мать, бестолковая дура, без роду и племени, бегала где-то в поисках куска чего-нибудь. Шел снег, мы лежали просто на клочке соломы, в каком-то углу, и ждали неизвестно чего. Послышались голоса. Звон ведра, звук льющейся воды.

— Где? Там? А, вижу. — Свет заслонила тень. Сколько раз такое уже было? Возможно, этому нет числа. С неба протянулась рука, и все мои пять сестер одна за одной ушли на небо. Да, бывает и так.

Но сначала в ведро.

И только потом обратно.

Обратно на небо.

Я остался один на некоторое время. Что происходило там, за кадром, вы знаете сами. Маленький злой бог, укравший моих сестер, вернулся совсем скоро и осторожно взял меня на руки.

— Ну что, счастливчик? Эй? Тебя спас твой писюнчик, знаешь? Я назову тебя Лаки, запомни, балбес.

Вы только полюбуйтесь на него. Он назвал меня Лаки. Ох и болван.

Ну, не мне его осуждать.

Всех нас несет ветер, чья-то рука движет и его руку, и меня, и мою временную мать, и моих сестер, которым возможно повезло больше чем мне. И мое дурацкое имя уже давно выбито на древней комете, которая пролетала мимо тысячу световых лет назад.

Ок, пусть будет Лаки. Позади и впереди вечность — ты правда считаешь, что имя имеет значение?

Привет всем. Я Лаки.

Полетаем?