moro2500 :: Верни все или сдохни

2025-03-06 10:21:50

Такого резонанса не ожидал никто...

В узких кругах был объявлен клич на непонятный пока многим эксперимент под хлестким названием «Верни свое или сдохни». Около года назад научно-исследовательским институтом выживания завладел некий теневой владелец газет, заводов и пароходов, опять же известный в узких кругах миллиардер и меценат, а так же чудило, каких свет не видывал.

НИИ выживания? Зачем ему? Вы удивлены? Все удивлены...

Этот деятель спас барахтающийся на плаву коммерческий ВУЗ с одной лишь целью — поразвлечься, соря деньжищами. Под эгидой некоего проекта в рамках деятельности бедового института он создал ряд локаций, максимально приближенных к реальным условиям бедствий, где следовало выжить любыми способами. Или сдохнуть. Как, собственно, и было сказано в буклете. Призовой фонд победителю баснословный, сулящий решение сложившихся жизненных коллапсов, но далеко — далеко не для всех. Заявители обязаны были предъявить неопровержимые доказательства своих потерь, как материальных, так и духовных. Отбирали бедолаг тройками на каждую локацию бедствия. Локаций было с дюжину, и разбросаны они были по всему миру. Все происходящее снималось на скрытые камеры и транслировалось в соцсетях в режиме онлайн. Далее действовал слепой жребий и дополнительные условия...

***

Нашим героям, везунчикам, прошедшим отбор, досталась локация не из легких, если так можно сказать. Ибо легких не предвиделось. Самолет, потерпевший крушение в горах Тянь-Шань где-то между Узбекистаном и Кыргызстаном, на высоте полторы тысячи метров. Дело было во второй половине января. Собачий холод был подкреплен ледяными ветрами и недостатком кислорода. Кругом, кроме снега и слепящего от него отражения солнца, не было ничего. В любой момент могла сойти лавина.

Разломанный пополам корпус лайнера. Условие: выжить до весны, когда выжившего заберут тем же вертолетом, на котором их сбросили сегодня утром. Взять с собой можно было только один предмет, выбранный самолично каждым участником. Имена мы оглашать не станем, потому как персоны вполне известные и освещенные СМИ. К тому же это «затабуировано» договором о неразглашении. О других дополнительных условиях позже, по ходу событий...

Аристократ. Этот утонченный, да что уж — тонкий во всех смыслах господин — проебал, а иначе, уж простите, не сказать, родовое гнездо на берегу Лазурного побережья. Живя на широкую ногу, покупая только брендовую одежду, питаясь в элитных ресторанах элитнейших отелей Европы и всех Америк, он не заметил, как заложил все, что его род наживал веками. А так же пару-тройку квартир на Родине и красавицу жену за карточные долги. Он был настолько тонок и аристократичен, что, ясен пень, не обзавёлся никаким дееспособным доходом — ни пассивным, ни... Зато он писал стихи и неплохо, как он считал сам, пел. Вот и пропел все к ебеням!

Детский писатель. Этот еврей средних лет, плешивинький и коренастый, с аккуратно выступающим круглым животиком, считал себя гением пера от бога. Однажды ему повезло, и он издался в довольно крупном издательстве. Никто не знает, случайно ли это вышло или же он переспал с кем надо. Но он издался тиражом, перманентно, за год возросшем до 500 тысяч экземпляров. Дальше — больше. Был переведен на несколько языков и застолбился на слуху со своей шедевральной книжонкой «Деточка в моем кармашке». Фурор был тот еще, и, не взирая на педафилические мотивы произведения, автор был признан «лучшим маститым писателем юношества и детского счастья». Именно так и пестрили о нем все газеты. Ну и как оно бывает, зазвездился наш гений! Стал кутить налево и направо, подавать руку в перчатке, раздавать автографы, не глядя в глаза замирающих от его присутствия поклонников. А получив заказ от издательства, писал «на отъебись» и, скорее всего, при помощи нанятых негров и ИИ... Покатились убытки и судебные тяжбы. Еврейская хватка проснулась в нем позже положенного. Он вложил свои средства — всё, что у него оставались, дабы сгладить ситуацию и всплыть. В общем, его последняя книга в привычном амплуа под названием «Не все красные шапочки целомудренны» была экстренно запрещена. А наш детский писатель спасался от преследования ФСБ по съемным квартирам. Жил практически впроголодь.

Нефтяник. Этот крупный мужиковатый тип со стеклянным глазом не был известен широкой публике в СМИ и интернетах. Но его история оказалась не менее печальной и устремленной в глубины потери потерь. Он своими руками и умениями соорудил недурственную карьеру в «Газпроме» годами волындаясь по вахтам, сумел пробиться в топ-менеджеры. Но этот товарищ оказался неисправимым лудоманом, проигравшись на ставках в пух и прах. И ладно бы просрал только свои кровные! Вляпавшись по уши, он заложил на ставки подотчетные средства, выделенные на освоение нового месторождения в Красноярском крае, пытаясь отыграться. «Ёбаный ПэСэЖэ!!!» были последние слова, произнесенные воплем раненного вепря перед тем, как он воткнул себе в глаз канцелярские ножницы. Все всплыло. Несостоявшийся богатей был изгнан, изувечен морально судами. Он заложил все свое движимое и недвижимое имущество, оставшись должным пожизненно. Говорят, букмекерская компания, которую он обогатил, открыла дочернюю контору...

***

Вертолет взмыл в воздух, едва сбросив из своего нутра участников эксперимента, и в считанные секунды скрылся за горными пиками. Тройка экстрималов осталась в неподвижном оцепенении — наедине друг с другом. Метрах в ста от зоны высадки виднелось их пристанище — рухнувший самолет джет. Вернее, его передняя часть от фюзеляжа до середины. Оторванный хвост находился чуть в стороне.

— Ну что ж, господа, пройдемте в наши апартаменты, — произнес аристократ, облаченный в щегольское кашемировое пальто, видимо, из последней какой-то коллекции, но явно не из списка последних вещей, необходимых здесь и сейчас. Его заостренные в стороны усы успели заиндеветь на ледяном ветру, нос покраснел. Он непринужденно стоял, поочередно потирая заостренные, как и усы, штиблеты об ноги. Скорее всего, от волнения. Едва заметным кивком головы он указал остальным на чудо-самолет, наполовину занесенный снегами. Остальные двое поглядели на него, затем одновременно переглянулись. «Пижон» произнесли их взгляды друг другу. Друзья по несчастью двинулись навстречу неизбежному.

В салоне, помимо сидений, оказалось множество вещей, якобы оставшийся после крушения багаж пассажиров: чемоданы и сумки ручной клади, запакованные ящики, теплые вещи. Все иллюминаторы оказались целыми. В кабине пилотов был обнаружен ящик с инструментами. Уже неплохо! Мужчины принялись за дело.

Прежде всего, они отделили от пола сидения и забаррикадировали зияющий в разломе салон. Щели забили вещами, оставив лазейку для выхода. В бизнес-отсеке соорудили место пребывания, совместили по два кресла для отдыха, оборудовали из обнаруженного в завалах железного продолговатого ящика некое подобие стола. На ящике красовалась табличка с надписью: «Вскрыть исключительно в случае острого голода». Сквозняк был устранен, температура в салоне установилась не ниже +10 по Цельсию. Но пар изо рта все равно не исчезал. Начало темнеть. Уставшие мужчины оделись подобающе. Даже Пижон, хоть и с брезгливым выражением лица, сменил свои демисезонные штиблеты на найденные в вещах унты. Пришла первая ночь...

Проснулись они почти единовременно, еще до светла закопошась от холода. Также пришел первый голод, который не тётка. Сговорились справлять нужду только снаружи, у хвоста, в подветренном закутке. После утренних процедур принялись потрошить все чемоданы в поисках съестного. Результат получился вполне себе не бедный в подобных обстоятельствах. Тридцать три мясные консервы, шестьдесят шесть баклажек с различными напитками и водой, сигареты, двенадцать литров алкоголя, в основном виски. Также обнаружился хлеб, йогурты, печенье, шоколад, конфеты и прочие запакованные орешки и сухарики.

Смачно перекусив и выпив, братья по злоключению разомлели и разговорились, больше узнавая друг о друге. Было принято решение продукты распределить, употреблять сдержанно, по времени. Нефтяник, которого окрестили Игроком, соорудил ближе к выходу костерок из разломанных кресел и всякого хлама. Над ним он приладил гофрированную алюминиевую трубу и вывел ее наружу, чтобы не задымлять пристанище. Стало теплее. Нашел три аккумулятора, подсоединил нужные провода. Теперь у них был свет. Писатель, прозванный Писакой, принял на себя функции каптера. Отгородился в закутке и методично сложил все продукты и нужные вещи. Надо отметить, действия его были смекалисты и проворны. Он создавал уют. Пижон копался в вещах, прихорашивался, напевая что-то под нос.

Ближе к вечеру снова собрались в круг на совет стаи. Слово взял представитель голубых кровей. Он поправил и так аккуратно уложенные, зализанные наверх черные волосы, вздохнул и выдал:

— Господа, вижу необходимость избрать в нашем обществе старшего. Скажем так, предводителя...

— Дворянства! — засмеялся Писака, потряхивая животиком. — И что же, себя рекомендуешь, а?

— Вообще-то я из рода Юсуповых, — гордо вскинув голову и переходя на высокие тона, произнес дворянский наследник. — Разве не очевидно кому из нас...

— И какие же твои действия, предводитель? — Игрок был сдержан. Он разливал виски в бумажные стаканчики.

— Мои? Что вы имеете в виду?

— Что имеет, то и ведет, га-га-гааа... — заржал пухляш.

— Ну, знаете ли...

— Знаем, знаем... Все будет не так, — Игрок вложил в руки каждого налитое. — Ну, за министра здравоохранения! Ты, уважаемый Юсупов, будешь следить, чтобы мы много не курили — не вредили здоровью. А еще министром культуры по совместительству. Поёшь очень уж сладко...

Пижон приосанился, скользнул улыбкой и тоненько пригубил.

— А ты, — теперь Игрок обратился к Писаке. — Ты будешь министром обеспечения, идет?

Писатель подмигнул и залпом махнул содержимое. Потом, хитро прищурив один глаз:

— А ты сам-то?

— А я буду следить за порядком...

— Во все очи? — Писака пьяненько развеселился, но, наткнувшись на недобрый блеск стеклянного глаза, осекся.

Потянулись дни. Все оказались вполне адекватными ситуации. Каждый исполнял свои функции. Периодически откидывали наметенный снег от входа. Ели и пили умеренно, помещение протапливали и проветривали. Вечерами играли в карты, слушали песни Пижона, анекдоты Писаки. Тот соорудил нечто вроде душевой за ширмой. Растапливал снег в непромокаемых сумках, выдавал жидкое мыло маленькими порциями по необходимости. Игрок, тихо покуривая наблюдал исподлобья единственным глазом за тем, как развиваются события, старался не проворонить момент сумасшествия... Он знал, этот день придет.

Помимо найденных инструментов, Игрок орудовал кизлярским ножом, который прихватил. Согласно договору, каждый мог взять с собой вещь, которую посчитает необходимой в эксперименте. Пижон взял столовый набор: серебряную тарелку, вилку, ложку и нож. Ел он исключительно орудуя ими, вызывая недоумение. Что взял Писака, пока оставалось загадкой.

На исходе второй недели продукты были подъедены. Писака выдал на руки по последней банке консервы и по три шоколадки. Раздал и напитки. Оставалось еще две бутылки вискаря. Каждый был волен прикончить свои запасы, когда захочет. Прошло еще три дня. Все стали угрюмыми, недружелюбно косились друг на друга, молчали. Паника назревала.

Первым звоночком стало то, что Пижон, проснувшись утром, не умывшись и не расчесав своей шевелюры, со всклокоченными усами, бойко запел «пластмассовый мир победил» ГО... Такого за ним не водилось. Он тревожно ходил между сидений вокруг ящика-стола, заглядывал в глаза соседей, недобро поблескивая раскосыми глазами и пел. Было жутко.
На следующий день среди зловещей тишины вдруг расхохотался Писака. Он задрал свой пуловер, оголяя плоский живот, который больше не был животиком.

— Я больше не толстяк, поглядите! — бесновато хохоча и хлопая себя по волосатому телу, он уселся на задницу и засучил ногами. — Аааа.. я столько лет пытался похудеть, а оно вон как! Поглядите!

Игрок напрягся, проверяя на ощупь нож в ножнах, висящих на ремне. Костер к этому времени почти зачах. Больше нечем было поддерживать пламя. Становилось прохладно.

— «А в горле сопят комья воспоминаний, ооооо... моя оборона!» — взвыл бывший пижон-аристократ, дико тарабаня ладошкой по ящику. — Оооо.... вскрыть исключительно в случае острого голода-а-ааа, — переходя на визгливый фальцет, вплел в песню слова с таблички.

— Уймитесь, олухи! — Игрок был несколько растерян. — Вечером вскроем...

К вечеру все более-менее успокоились, снова притихли в ожидании. Ключа от навесного замка ящика не нашлось. Пришлось орудовать молотком. Ящик был вскрыт. Створка со скрипом отварилась. Внутри помещалось нечто бесформенное, запакованное в черную непроницаемую пленку. Сверху — конверт.

— Позвольте, я! — причесанный и приодетый по случаю Пижон вернулся в свой человеческий облик. Он извлек из нагрудного кармана маникюрные ножницы, из одной из рукояток аккуратно выдвинул пилочку для ногтей. Двумя пальцами изысканно взял конверт, прорезал с торца. После чего передал конверт писаке. Тот вынул вдвое сложенный лист, наморщил лоб, углубляясь в чтение.

— Ну что там? — нервно затягиваясь одной из последних сигарет, вопросил Игрок. — Читай всем!

— В данном ящике, — забубнил Писака, — согласно вашим личным пожеланиям, указанным в соглашении, помещена дичь. Мы постарались подобрать вариант, подходящий для каждого из вас. — Все заулыбались, предвкушая сытный мясной ужин. Бывший пухляш продолжил:

— Пункт первый. Хочу тушу вкусного мяса, все равно какого...

— Это мое, — закивал Игрок, улыбаясь. — Думаю, тут баранина, судя по размеру. Или небольшой поросенок. Давай дальше!

— Пункт второй. Хочу мясо диетическое, обезжиренное, чтобы животное было истощено до предела.

— Это мое, мое! — обрадовался Пижон, потирая взмокшие от вожделения ладошки. — Понимаете, мне следует следить за своим питанием. От лишних жиров и углеводов у меня бока растут. Опять же холестерин...

Игрок смотрел на него, как солдат на вошь, и готов был разорвать идиота в клочья. Пижон смущенно отвел глаза.

— А что пожелали вы, мсье прозаик?

— Да неважно, тут все понятно и так — у нас мясо! — Он попытался смять листок, но Игрок резво выхватил его, расправил и продолжил читать.

— Дай сюда! Так... так, где тут... а, вот! Пункт третий. Хочу экзотическую лесную зверушку, а лучше девочку для утех, ибо еда это... ибо еда это зло и ожире... ожирен.... ие... Что?! — уже орал Игрок, пытаясь ухватить за ворот убегающего еврея. Но тот извернулся и рванул к выходу, резко отдергивая занавес.

— Они сказали, что это конфиденциальная информация. Я же не знал, прости господи! Я же просто пошутиииил! — верещал он, скрываясь в темноте. Игрок взялся за нож.



«С этими идиотами каши не сваришь», думал он, извлекая дичь из ящика. Пижон стоял в стороне, виновато молчал. Писака украдкой заглядывал внутрь из-за шторки, дрожа от холода.

«Точно баранина... Тут не больше сорока килограммов веса. Ну хоть никто кролика не наколдовал, идиоты...», рассуждал про себя Игрок. Он, наконец, склонился над свертком, брошенным на пол. Деликатно, чтобы не повредить тушку, начал разрезать целлофан. Под плотной черной пленкой обнаружилась вакуумная упаковка. Разрезал и ее по всей длине, осторожно раздвинул кромки. Остальные были тут, склонились, вытянув морды лиц. На них всех одновременно взирала молодая женщина. Ее широко открытые серые глаза застыли в каком-то безумном восторге. Губы, густо накрашенные яркой помадой, изогнулись в недобром оскале. Нижняя губа была придавлена острыми, как иглы, клыками. Лицо было неестественно, даже для такой ситуации, бледным. Вокруг шеи покоился пушистый лисий хвост. Подвисшую тишину внезапно нарушил вскрик аристократа, после чего он безвольно рухнул на пол...

***

Писака нашел в аптечке нашатырь, промокнул ватку и приложил к носу обездвиженного. Тот дернулся и открыл глаза.

— Где она?

— Мы ее вынесли наружу. Теперь без вакуума она быстро завоняется.

— Что?

— Ну, испортится...

— Игрок сказал, что малые северные народы едят строганину из оленя. А мясо... Говорят, человечина по своим свойствам...

— Заткнись.. тесь вы, боже, — Пижон присел, потирая глаза. Он постепенно приходил в себя. — Вы что, собираетесь есть ее... Мою жену?



Совет стаи состоялся чуть позже. Дали время аристократу прийти в себя, проплакаться. Его душещипательная история обескуражила всех. Свою жену, как вы помните, он проиграл в карты. Она попала в рабство к малолетнему мажору за высокие заборы, куда и луч света не всегда попадал без проверки документов. У этого прыщавого вылупка была страсть — он собрал у себя целую коллекцию квадроберов. Потом лиса ему надоела и была отпущена на свободу, где бедолага уже совершенно не признавала себя человеком. Так и бегала на четвереньках, воровала кур и еще бог знает какую дичь творила.

— Я ведь ее очень любил... Горевал, понимаете? Ах, что вы можете понять, когда вы не любили никогда... И ведь она любила меня. А однажды, когда я уже был не у дел и вернулся из Европы, она пришла ко мне... Иногда она говорила, но не долго. Бывало, говорит... говорит, а потом как хватит за руку. Вот, взгляните! — он откинул рукав сюртука, завозился с гербовой запонкой на белой рубахе, наконец оголив искусанное запястье.

— Видите, вот... А я терпел, потому что любил, — он снова, в который уже раз, заплакал, вытирая глаза платком с вензелями.

— Это все, конечно, заебись, твоя душещипательная история, но жрать-то охота! А это наша дичь, как ни крути, — сказал Писака, на всякий случай пятясь.

— Я все понимаю. Жрите... Животные! — и тут же: — Нет, вы не посмеете! Я не позволю... Только голову не трогайте — голова моя!.. Не прикасайтесь к ней, демоны!.. Я убью за нее сразу любого! И сердце... Сердце мне оставьте, будьте добры...

***

Оказалось, все не так-то просто. Терпели пару дней, ждали возвращения голодного безумия. Первым вызвался Писака. Вскочил, выбежал, крича:

— Та нефик ссать!

Вернулся, сел обратно. Она, говорит, смотрит. Достал свою коллекцию оберток от шоколадных конфет, начал вылизывать. Пижон снова подлохматился, запел под нос что-то жесткое. Игрок больше всего страдал от отсутствия курева. Это сносило башню.

— Тут главное пересилить себя и съесть первый кусок. Я кино одно смотрел, там тоже после крушения жрали погибших. Тоже в горах. Я знал, что это будет. Готов был, — сказал вдруг Игрок. Вытащил нож и вышел. Вернулся минут через десять с зажатым в кулаке чем-то...

Сидели молча, и только синхронное смоктание, схожее с перекатыванием леденца за щекой, нарушало тишину. После первого сблева все пошло как по маслу.

— А с солью даже и не плохо, да?

— Да, Писака. Это ты неплохо придумал.

— А вы обратили внимание на белый лак на ее когтях, нет? А это, между прочим, «Фокси Эксперт». Я ей из Парижа привез...

Так они игрались с голодом несколько дней, посасывая кусочки пальцев. Звериный аппетит явился средь бела дня. Старались не смотреть друг в другу в глаза, но сговорились нормально попировать вечером. Игрок часа три провозился на воздухе, благо было безветренно и солнечно, вспарывая брюшину, отделяя несколько крупных кусков. Аристократ переоделся во все лучшее, сервировал свое серебро. Писака облизывался, как тот кот, учуявший свежую рыбу.

Сидели молча, с набитыми ртами, уже изрядно приняв на грудь. Чтобы быть раскрепощённей и смелее. Чтобы под дичь, так сказать. Договорились съедать по одному куску каждый вечер, растягивать. Пижон положил на блюдо половинку сердца. Глаза его были на мокром месте. Он извлек из внутреннего кармана сюртука невесть откуда взятые бледные шарики зеленого горошка, накалывал их по одному на вилку вместе с маленькими кусочками плоти, деликатно доставлял в рот. После чего пережевывал долго и тщательно. С любовью.

Писака, держа обеими руками лопатку, жадно чавкая вгрызался в кость. Между тем, заметив:

— А печень-то у бабенки при ее худосочности большая достаточно!

— Бухала, наверное, — Игрок аккурат грыз нарезанную тонкими ломтями печень, сдобренную солью. Печень неприятно горчила, но желудок был доволен и урчал. Выпили еще.

— Не смейте о ней плохо, демоны! Я любил ее...

— Слышь, голубая кровь, передай-ка мне ногу.. Что-то я не наелся.

— Обойдетесь, или завтра не получите ни куска!

— Да похрен. У меня завтра шаббат.

— Так это ж о работе, к еде не относится.

— А у меня сейчас одна работа — жратва!

— Ну, на, жри, — Игрок передал через стол ненасытному квадроеду, что он просил.

— Я же ногу просил, а это рука.

— Это нога, поверь... Это — нога. Диетическое мясо, да, Юсупов?

Писака впился в тощее бедро зубами, глумливо заржав. А потом сытые мужчины разомлели и заговорили о сексе. Разговор пошел не в ту степь, Игрок вышел из самолета. Его нутро продолжало урчать, но уже как-то не так радостно. Как-то тревожно.

До него доносились звуки пьяной возни. Протяжный вопль отчаяния разрывал звенящую морозную тишину:

— Не смей! Я любил ее!

Но Писаку было уже не унять... Завязалась драка. В руках у одного оказался нож Игрока, оставленный на ящике, у другого нарисовался молоток.

Мешать им он не стал, заглянул и снова вышел. Такая любовь ему была не интересна.

Насвистывая «под небом голубым», он умостился у хвостового оперения, пытаясь высвободить предательски поднывающий с непривычки кишечник. Вопли продолжались. Самолет заметно покачивался.

«Бедная девочка», подумал Игрок. И что-то звонко выскочило наружу. Сначала его какушонок, а затем, следом, детский писатель...

— Помогите! — дурниной орал он, — Пижон, ссука... Он череп мне проломил кхуям...

— Убью Вас, тварь! — совсем почти не утонченно, не по-графски орал раненый в бочину аристократ. Кровь сочилось из него, как с кабана-подранка. Он тоже вышел наружу, повозился в темноте и теперь волочил за оставшуюся ногу свою любовь, свободной рукой продолжая долбить оппонента в область виска...

Писака вяло вскинулся и обмяк. Пижон обреченно прошел несколько шагов в сторону гор, оставляя след от совсем уже легкой тушки, сдобренный свежей кровью...

Далеко не уйдет, — подумал Игрок, не став его останавливать.

Пусть попрощаются.

«Мяса теперь хватит до весны сполна». Впервые с момента начала эксперимента он осознал, что выживет...



P. S. Некоторые внимательные читатели, наверное, обратили внимание, что так и осталось загадкой, какую же полезную вещь взял с собой покинувший ныне сей бренный мир детский писатель? Так вот, взял он банку зеленого горошка. Горошек в нужный момент был продан аристократу, потомку Юсуповых, за 12% от предстоящих призовых. Расписка об этом была найдена в его кармане чуть позже.