Редин :: Нафталиновая книга

2010-03-25 14:33:45

Январь. В мой обильно и давно проспиртованный, но по непонятным причинам до сих пор не пропитый дом нанесли визит вежливости ассенизаторы, осенили меня крестным знамением и перекрыли кислород.
Все беды от баб. В мире, не считая ассенизаторов с обострённым чувством прекрасного, всего семь оригинальных сюжетов, и, полагаю, нет надобности объяснять, кто именно виноват в этом скудоумии.
Снег. Он, игнорируя распустившуюся рифму подснежников, пошел внезапно, как снег на голову. А может быть, благодаря ей.
Мама повесила на бельевую верёвку детские трусишки-майки-наволочки и, передёрнув, словно затвор автомата, плечами - "холодно!", - закрыла окно в промёрзшую Европу.
Европа, сидя уже которую тысячу лет на спине горбатого мула, желала лишь одного: чтобы её кто-нибудь сердобольный угостил сигареткой. О стакане виски в таком положении не приходилось даже мечтать. Хотя, конечно же, хотелось.
Я при помощи нескольких запотевших запятых поместил себя в сияющий скафандр – какой-никакой, а всё ж таки водолаз. Вышел из дома. На мороз. Не отходя от подъезда, продал картину южноафриканского болгарина Евелина Стоянова "Похищение чернокожей Европы с умелой белой жопой" её прототипу. заскочил в магазин. На вырученные деньги купил три литра кефира и вернулся. Не разуваясь, назло обнажённой, вечно молодой даме, хлопнул стольник конинки, закурил и раскрыл книгу исторических запахов Геродота.
Ну! Что я говорил? Там тоже, подтверждая мою досадную догадку, все беды начинались с женщин. Ио – дочь царя эллинов Инаха – «вступила в Аргосе в любовную связь с хозяином корабля. Когда же почувствовала себя беременной, то от стыда перед родителями добровольно" сбежала с ним в Египет, чем вызвала многолетнюю вражду между финикиянами и эллинами, заключавшуюся, впрочем, лишь в последующем взаимном воровстве женщин в принципе и царских дочерей в частности. Желая восстановить status quo, эллины, полагая, что Ио у них украли, прибыли с ответным дружественным визитом в Тир Финикийский и умыкнули прямо из-под нехилого царского носа дочь тамошнего царя – Европу. Говорят, бедняжка до сих пор бесплатно позирует свободным художникам, сидя на мокрой спине быка, чем позиционирует свою бескорыстную натуру (читай: халатное отношение к денежным знакам). "Этим эллины только отплатили финикиянам за их проступок". В те времена СМИ работали из рук вон плохо, а о грамотном папарацци глашатаям приходилось только мечтать, и будущие греки были уверены, что аргивянка Ио не сама, а её.
Потом была прекрасная Медея – дочь царя Колхиды. Затем в следующем поколении Александр, сын Приама, который слышал об этом похищении, возжелал ставшим уже традиционным умыканием добыть для себя женщину из Эллады. «Он был твёрдо уверен, что не понесёт никакого наказания, так как и эллины тогда ничем не поплатились. После того как Александр таким образом похитил Елену, эллины сначала решили отправить посланцев, чтобы возвратить Елену и потребовать пени за её похищение, но передумали и ради женщины из Лакедемона собрали огромное войско, переправились в Азию и сокрушили державу Приама. С этого времени персы всегда признавали эллинов своими врагами».
Вероломство – имя твоё, женщина. От баб все беды. Или от их недостатка. Звоню Лене. На мобильный. Она предупредительно обрывает звонок на полуслове – экономит зараза мои деньги. Через час перезванивает:
- Ты хотел поздравить меня с первым снегом? - и смеётся.
- Да. Нет... Я тебя хотел.
- Перестань. Я счастлива. А счастливый человек эгоистичен, - и как только ей удаётся всякий раз пресекать мои грязные домогательства и при этом ещё и другом оставаться?
- То есть, у меня никакой надежды? - вопрос этот уже давно из насущного превратился в риторический, и Лена подхватывает игру:
- Ну почему же? Кто знает, где, когда и главное: насколько сильно мы сможем напиться?
- ... - доволен я и в таком состоянии предпочитаю молчать.
- ...
- ...
- ...
- Красноречиво молчим, - говорю я ей и добавляю: - Мне вообще-то хорошо с тобой молчать.
- Тогда помолчи.
- А что случилось?
- Тссссс, - я не видел, но знал: сейчас она приложила палец к губам.
Мы молчали о том, что в мире, в отличие от нот, всего семь сюжетов. Снег. Музыка. Почти ночь. И лишь тишина иногда нарушается неспешным движением дыма моей сигареты по извилистой колее мироздания. Пришёл гот, прошёл год или кот навернулся с карниза:
- Лена.
- Что?
- Ты ещё тут?
- А куда, по-твоему, я могу...
- Не знаю.
- Вот и я не знаю.
- А что ты представляешь, когда слышишь словосочетание "гламурное дерьмо"?
- А я его слышу? - я не видел, но знал: сейчас она недовольно поморщила свой изящный носик.
- Я только что его произнёс.
- Знаешь что? Спроси у Яндекса. Он знает всё.
- Вообще-то вопрос риторический. Вот, скажем, мне представляется Владимир Сорокин сидящий в позе орла со спущенными штанами, на столе какой-нибудь светской партии и среди ваз с фруктами выдавливающий из себя гламур, как раба – по капле:
"...что, Данила-мастер, не выходит каменный цветок?
- не вы-хооооо-дит!"
- А мне представляется блондинка из самого дорогого бутика, вся такая, уф! Стоит она посреди колхозного поля, туманной осенью и пытается вытащить свою ножку в розовых чулках из огромной коровьей лепёшки.
- Почему в розовых?
- Ну, так это ж гламур.
- А у меня появился восьмой сюжет.
- О чём он?
- Ни о чём.
- То есть?
- Не знаю, как тебе объяснить. Тут либо понимаешь, либо нет.
- Тогда пока.
- Правильно понимаешь, - говорю я ей: - пока, - и кладу трубку.